Неточные совпадения
Личное дело, занимавшее Левина во время разговора его с братом, было следующее: в прошлом году, приехав однажды на покос и рассердившись на приказчика, Левин употребил свое средство успокоения —
взял у мужика
косу и стал косить.
Он чувствовал, что махает из последних сил, и решился просить Тита остановиться. Но в это самое время Тит сам остановился и, нагнувшись,
взял травы, отер
косу и стал точить. Левин расправился и, вздохнув, оглянулся. Сзади его шел мужик и, очевидно, также устал, потому что сейчас же, не доходя Левина, остановился и принялся точить. Тит наточил свою
косу и
косу Левина, и они пошли дальше.
Но ведь покривил, увидя, что прямой дорогой не
возьмешь и что
косой дорогой больше напрямик.
Он
взял со стола пресс-папье, стеклянный ромб, и, подставляя его под
косой луч солнца, следил за радужными пятнами на стене, на потолке, продолжая...
— Вряд ли он и
косу в руку
взять умеет, — предупреждал Федот, — грех только с ним один.
Затем он укладывает копнушку скошенной травы, постилает сверху обрывок старой клеенки и садится, закуривая коротенькую трубочку. Курит он самый простой табак, какие-то корешки; не раз заикался и эту роскошь бросить, но привычка
взяла свое, да притом же трубка и пользу приносит, не дает ему задремать. Попыхивает он из трубочки, а глазами далеко впереди видит. Вот Митрошка словно бы заминаться стал, а Лукашка так и вовсе попусту
косой машет. Вскаивает Арсений Потапыч и бежит.
Опять, как же и не
взять: всякого проберет страх, когда нахмурит он, бывало, свои щетинистые брови и пустит исподлобья такой взгляд, что, кажется, унес бы ноги бог знает куда; а
возьмешь — так на другую же ночь и тащится в гости какой-нибудь приятель из болота, с рогами на голове, и давай душить за шею, когда на шее монисто, кусать за палец, когда на нем перстень, или тянуть за
косу, когда вплетена в нее лента.
При этом он с большой горечью отзывался о своем бывшем отряде: когда он хотел отступить, они шумно требовали битвы, но когда перед завалами на лесной дороге появились мужики с
косами и казаки, его отряд «накивал конскими хвостами», а его
взяли…
Платов из Тулы уехал, а оружейники три человека, самые искусные из них, один
косой Левша, на щеке пятно родимое, а на висках волосья при ученье выдраны, попрощались с товарищами и с своими домашними да, ничего никому не сказывая,
взяли сумочки, положили туда что нужно съестного и скрылись из города.
— Видел. Года два назад масло у них покупал, так всего туточка насмотрелся. На моих глазах это было: облютела она на эту самую на Оринушку… Ну, точно, баба, она ни в какую работу не подходящая, по той причине, что убогая — раз, да и разумом бог изобидел — два, а все же християнский живот, не скотина же… Так она таскала-таскала ее за
косы, инно жалость меня
взяла.
— Чем беспощаднее, тем лучше, — воскликнул на это почти ожесточенным голосом Аггей Никитич, — потому что если наказать Миропу Дмитриевну, чего она достойна по вине своей, так ее следует, как бывало это в старину,
взять за
косу да и об пол!
В одиннадцать двадцать утра на горизонте показались
косые паруса с кливерами, стало быть, небольшое судно, шедшее, как указывало положение парусов, к юго-западу, при половинном ветре. Рассмотрев судно в бинокль, я определил, что,
взяв под нижний угол к линии его курса, могу встретить его не позднее чем через тридцать-сорок минут. Судно было изрядно нагружено, шло ровно, с небольшим креном.
Литвинов отправился к банкиру и завел обиняком речь о том, что нельзя ли, при случае, занять денег; но банкиры в Бадене народ травленый и осторожный и в ответ на подобные обиняки немедленно принимают вид преклонный и увялый, ни дать ни
взять полевой цветок, которому
коса надрезала стебель; некоторые же бодро и смело смеются вам в лицо, как бы сочувствуя вашей невинной шутке.
Косых (входит, радостно Львову). Вчера объявил маленький шлем на трефах, а
взял большой. Только опять этот Барабанов мне всю музыку испортил! Играем. Я говорю: без козырей. Он пас. Два трефы. Он пас. Я два бубны… три трефы… и представьте, можете себе представить: я объявляю шлем, а он не показывает туза. Покажи он, мерзавец, туза, я объявил бы большой шлем на без-козырях…
Косых (входит из левой двери и идет через сцену). У меня на бубнах: туз, король, дама, коронка сам-восемь, туз пик и одна… одна маленькая червонка, а она, черт ее
возьми совсем, не могла объявить маленького шлема! (Уходит в правую дверь.)
— Не сердись!.. возразил Юрий; и улыбаясь он склонился над ней; потом
взял в руки ее длинную темную
косу, упадавшую на левое плечо, и прижал ее к губам своим; холод пробежал по его членам, как от прикосновения могучего талисмана; он взглянул на нее пристально, и на этот раз удивительная решимость блистала в его взоре; она не смутилась — но испугалась.
— Да мамынька за
косы потаскала утром, так вот ей и невесело. Ухо-девка… примется плясать, петь, а то накинет на себя образ смирения, в монастырь начнет проситься. Ну, пей, статистика, водка, брат, отличная… Помнишь, как в Казани, братику, жили? Ведь отлично было, черт
возьми!.. Иногда этак, под вечер осени ненастной, раздумаешься про свое пакостное житьишко, ажно тоска заберет, известно — сердце не камень, лишнюю рюмочку и пропустишь.
— А для того, что у него тоже прыщ чумной сел. Он знал, что от этого спасенья нет,
взял поскорее
косу, да всю икру и отрезал.
Смотрю, она потихоньку
косы свои опять в пучок подвернула,
взяла в ковшик холодной воды — умылась; голову расчесала и села. Смирно сидит у окошечка, только все жестяное зеркальце потихонечку к щекам прикладывает. Я будто не смотрю на нее, раскладываю по столу кружева, а сама вижу, что щеки-то у нее так и горят.
Любочка неумело
взяла в руки
косу, вдруг покраснела и засмеялась.
Твоя, вишь, повинна, а ты чужую
взяла да с плеч срезала, и, как по чувствам моим, ты теперь хуже дохлой собаки стала для меня: мать твоя справедливо сказала, что, видишь, вон на столе этот нож, так я бы, может, вонзил его в грудь твою, кабы не жалел еще маненько самого себя; какой-нибудь теперича дурак — сродственник ваш, мужичонко — гроша не стоящий, мог меня обнести своим словом, теперь ступай да кланяйся по всем избам, чтобы взглядом
косым никто мне не намекнул на деянья твои, и все, что кто бы мне ни причинил, я на тебе, бестии, вымещать буду; потому что ты тому единая причина и первая, значит, злодейка мне выходишь…
Он
взял некоторые меры: всех горничных велел запереть в поваровой комнате, оставивши налицо только таких, которые имели значительные недостатки в лице, сильную шадровитость,
косые глаза.
— Она откинула назад свою
косу, наклонила голову набок и
взяла несколько аккордов, старательно глядя на концы своих пальцев и на ручку гитары… потом вдруг запела не по росту сильным и приятным, но гортанным и для уха Кузьмы Васильевича несколько диким голосом.
Я
взяла да своей же
косой и замоталась…
Косого зверинца вам принес!» Она
взяла его на руки, погладила да и спрашивает меня: «Правду ли говорят, Осип, что ты разбойник?» — «Истинная, говорю, правда.
Пустился
косой, как из лука стрела. Бежит, земля дрожит. Гора на пути встренется — он ее «на уру»
возьмет; река — он и броду не ищет, прямо вплавь так и чешет; болото — он с пятой кочки на десятую перепрыгивает. Шутка ли? в тридевятое царство поспеть надо, да в баню сходить, да жениться («непременно женюсь!» — ежеминутно твердил он себе), да обратно, чтобы к волку на завтрак попасть…
И в тот же день во всяком дому появляются новые серпы и новые
косы. Летошных нет, на придачу булыне пошли. А по осени «масляно рыло»
возьмет свое. Деньгами гроша не получит, зато льном да пряжей туго-натуго нагрузит воза, да еще в каждой деревне его отцом-благодетелем назовут, да не то что хлеб-соль — пшенники, лапшенники, пшенницы, лапшенницы на стол ему поставят… Появятся и оладьи, и пряженцы, и курочка с насести, и косушка вина ради почести булыни и знакомства с ним напередки́.
— Наверх ступай, невеста ждет.
Возьми у нее кольцо да ленту из
косы. Силой-то посмеешь ли
взять?
Чуть мужики с своим главарем скрылись за селом, бабы поскидывали с себя в избах понявы, распустили по плечам
косы, подмазали лица — кто тертым кирпичом, кто мелом, кто сажей,
взяли в руки что кому вздумалось из печной утвари и стали таковы, что ни в сказке сказать, ни пером описать.
Парень плюнул, крякнул,
взял в кулак
косу своей невесты и начал карать зло. Карая зло, он, незаметно для самого себя, пришел в экстаз, увлекся и забыл, что он бьет не Трифона Семеновича, а свою невесту. Девка заголосила. Долго он ее бил. Не знаю, чем бы кончилась вся эта история, если бы из-за кустов не выскочила хорошенькая дочка Трифона Семеновича, Сашенька.
Классная дама
взяла меня за руку и отвела на одну из ближайших скамеек. На соседнем со мною месте сидела бледная, худенькая девочка с двумя длинными, блестящими, черными
косами.
«Гулящая бабенка!» — почти вслух выговорили ее губы в ту минуту, когда правой рукой Серафима приподняла тяжелую
косу,
взяв ее у корней волос, и сильным движением перекинула ее через плечо, чтобы освежить лицо.
—
Взять хоть бы этого Фильку… Ну, чего, дурак, смеешься? Я серьезно говорю, а ты смеешься…
Взять хоть этого дурня… Погляди, магистр! В плечах —
косая сажень! Грудища, словно у слона! С места, анафему, не сдвинешь! А сколько в нем силы-то этой нравственной таится! Сколько таится! Этой силы на десяток вас, интеллигентов, хватит… Дерзай, Филька! Бди! Не отступай от своего! Крепко держись! Ежели кто будет говорить тебе что-нибудь, совращать, то плюй, не слушай… Ты сильнее, лучше! Мы тебе подражать должны!
Мердяев
взял дрожащими руками книгу и вышел из кабинета. Он был бледен.
Косые глазки его беспокойно бегали и, казалось, искали у окружающих предметов помощи. Мы
взяли у него книгу и начали ее осторожно рассматривать.
Играть при актере, при авторе! Сначала у Таси дух захватило. Грушева, крикнув в дверь, ушла в столовую… Тася имела время приободриться. Пьесу она
взяла с собой «на всякий случай». Книга лежала в кармане ее шубки. Тася сбегала в переднюю, и когда она была на пороге гостиной, из столовой вышли гости Грушевой за хозяйкой. За ними следом показалась высокая девочка, лет четырнадцати, в длинных
косах и в сереньком, еще полукоротком платье.
На другой день иду от ранней обедни — немка встречу. Не стерпело — зашиб: ударил маленько. Откуда ни возьмись Митька — отнимать ее… Сердце меня и
взяло: его в сторону, немку за
косу да оземь… Насилу отняли… Уж очень распалился я…
Держа отнятую винтовку в левой руке, он правой схватил остолбеневшего от неожиданности хозяина-китайца за
косу, обмотал ею руку и
взявши этой же рукой за шиворот японца, доставил своих пленников на пост.